Так называли плацдарм у посёлка Эльтиген, на котором мужественно сражался политработник майор Алексей Афанасьев.

«Мы подоспели вовремя. Отбили штаб, но дорогой ценой, – написал потом в своих мемуарах «Десант на Эльтиген» командир 318-й Новороссийской горнострелковой дивизии 18-й армии Северо-Кавказского фронта Герой Советского Союза генерал-майор Василий Фёдорович Гладков. – В атаку удалось собрать до взвода солдат 31-го полка. Шли на крутой подъём. Противнику удобно было вести по атакующим огонь и особенно – бросать ручные гранаты. Справа от меня шагал подполковник Челов, чуть пригнувшись, откинув назад голову, – весь как сжатая пружина; по левую сторону – замполит 1337-го полка Афанасьев. Взбираясь по склону, он выкрикивал солдатам: «Быстрей, быстрей, ребята!»
Сверху летели гранаты. Они ещё не достигали нас. Рвались впереди, поднимая частокол из столбов земли и дыма.
Теперь был нужен бросок. Воздух секли светящиеся очереди.
– Ура! – выкрикнул замполит громким, привычным к командам к бою голосом.
Атакующие уже были в сфере действительного огня. Бежали вверх, ловя воздух открытым ртом. Пуля ударила Челова в сердце, он упал мне под ноги. Слева разорвалась граната – и вот уже нет рядом Афанасьева. Его грузное тело повалилось на землю…
Митридат, подобно огромной туше, навис над низиной предместья, где ещё держался десант…»
Керченско-Эльтигенская десантная операция, проведённая в период с 31 октября по 11 декабря 1943 года войсками Северо-Кавказского фронта, который с 20 ноября 1943 года был преобразован в отдельную Приморскую армию, отличалась особой сложностью. Руководивший ею Герой Советского Союза генерал армии Иван Ефимович Петров так доложил в Москву, когда были захвачены господствующие над Керчью высоты:
«Сталину. Отряды Гладкова, в ночь на 1 ноября высадившиеся на побережье Керченского полуострова, заняли посёлок Эльтиген. Будучи окружёнными с суши и блокированными с моря, после 36-дневных ожесточённых боёв с превосходящими силами противника, в ходе которых уничтожено около 4000 немецких, румынских солдат и офицеров, 6 декабря в 22 часа десантники стремительным броском прорвали блокаду противника и вышли из окружения. Отважный и смелый командир десантного отряда Гладков сумел с отрядом не только прорвать оборону, но и обмануть противника. Отряд был уже на полпути к городу Керчь, а противник всё ещё освещал ракетами район занятой ими обороны. Когда было обнаружено, что десантников уже нет, немцы долго шарили по полю прожекторами, бросали с самолётов ракеты, но так ничего и не нашли. После 25-километрового марша по тылам противника отряд на пути уничтожил одну зенитную и две тяжёлые дальнобойные батареи, разгромил сильно укреплённый опорный пункт, при этом уничтожив около 100 немецких и румынских солдат и офицеров, а затем с ходу ворвался в центр города Керчь, занял сильно укреплённую господствующую над городом гору Митридат. При этом уничтожено около 150 немецких солдат и офицеров, взято в плен 30, захвачено фашистское знамя…»
Обстановка для десанта была критической. Стараясь сбросить его с горы Митридат, фашисты поставили артиллерию на прямую наводку. Разведчики доносили: подходят танки. Из частей сообщали: ручных гранат осталось мало. Вот тогда и пришлось самому командиру 318-й горнострелковой дивизии генерал-майору Василию Фёдоровичу Гладкову и заместителю командира по политической части 1337-го горнострелкового полка майору Алексею Афанасьевичу Афанасьеву поднимать уцелевших бойцов в контратаку на наступающего численно превосходящего врага. Случилось это 9 декабря 1943 года… В этот день и погиб отважный офицер-политработник. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1944 года за мужество и героизм, проявленные при проведении Керченско-Эльтигенской операции, майору Алексею Афанасьевичу Афанасьеву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

За мужество и героизм майору Алексею Афанасьевичу Афанасьеву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза

…Заместитель командира по политической части 1337-го горнострелкового полка 318-й горнострелковой дивизии отдельной Приморской армии майор Алексей Афанасьевич Афанасьев родился в 1899 году в деревне Гудобино Вышневолоцкого района Тверской области в семье крестьянина. Русский. В партии состоял с 1918 года. До революции работал на Петроградском трубном заводе. В июне 1917 года вступил в Красную гвардию. Участвовал в штурме Зимнего дворца, а потом – в Гражданской войне. Окончил Вологодские командные курсы, Полтавскую военную пехотную школу, Военно-политическую академию имени В.И. Ленина. Участие в боях Великой Отечественной войны замполит майор Афанасьев принимал с июня 1941 года. Командиры полагались на опытного политработника, справедливо считая, что он сумеет найти правильное решение в любой ситуации. Именно так оно всегда и было. Например, перед освобождением Новороссийска майор Алексей Афанасьев с политработниками провёл большую работу по подготовке полка к переправе через Цемесскую бухту в сентябре 1943 года и сам в составе передового отряда высадился в тылу противника. Совершив этот смелый манёвр, подразделения полка стремительно продвинулись к Новороссийску и зацепились за его окраины. Чтобы эффективнее использовать фактор внезапности, майор Алексей Афанасьев под бадривал бойцов:
– Не останавливаться, не давать врагу передышки! Ещё удар, ещё бросок, и фрицы побегут.
И заместитель командира полка по политической части, как всегда, оказался прав: гитлеровцы, понёсшие большие потери, под ударами наших войск стали покидать город. Новороссийск вскоре был освобождён. А дивизия и его полк продолжали продвигаться по восточному побережью Чёрного моря, освобождали Анапу и Тамань, а потом получили новую задачу, ещё более сложную – форсировать Керченский пролив. И опять политработник майор Алексей Афанасьев уходит с первым десантом, воодушевляет бойцов на захват плацдарма, делает всё, чтобы удержать захваченный «пятачок» прибрежной земли. На отбитый плацдарм протяжённостью шесть километров по фронту и два километра в глубину перебралась почти вся дивизия – район Эльтиген, южнее Керчи. А обстановка вдруг резко изменилась – поднялся шторм, задержавший высадку остальных частей, гитлеровцы оказали упорное сопротивление. Воины дивизии, отрезанные от баз снабжения, дрались упорно, ожесточённо. Фашисты организовали морскую и воздушную блокаду, намереваясь сломить сопротивление десантников. Больше месяца дивизия удерживала плацдарм. Майор Алексей Афанасьев в эти дни беседовал со многими бойцами и командирами, участвовал в отражении атак врага, заботился о питании, о раненых. Силы десантников таяли. Выход был только один – с боем прорываться вперёд, к Керчи. И такой приказ 318-я дивизия получила… А через три дня мужественный офицер-политработник погиб в неравном бою…

Герой Советского Союза генерал-майор Василий Фёдорович Гладков в своих мемуарах рассказывает об одном из ярких эпизодов тех героических боёв. В минуты затишья он встречает начальника политического отдела 318-й горнострелковой дивизии полковника Михаила Васильевича Копылова.
«Сегодня у Копылова был богатый материал: майор Афанасьев возглавил контратаку батальона и показал хорошие командирские способности. Я знал, что Копылов расскажет об этом так, что другие политработники невольно будут ставить себя на место Афанасьева и спрашивать: «А я сделал бы так? Хватило бы умения?» Конечно, начальник политотдела, улыбнувшись, перескажет похвалу командира полка: Блбулян сказал, что замполит Афанасьев – способный командир и пора его выдвигать на командную должность. Человек с военным талантом на политработе – это же наш идеал! А Григорий Даргович хотел бы сделать из него комбата.
…КП полка занимал небольшой бетонированный капонир в ста метрах от западной окраины Эльтигена. Раньше, при немцах, в нём был наблюдательный пункт командира роты. Добротное помещение. Не на один день делалось!
– Вы, Григорий Даргович, как погляжу, прочно устроились! – приветствовал я Блбуляна. Он сидел за небольшим столиком вместе с Афанасьевым и начальником штаба полка Склюевым. Когда мы вошли, командиры встали, подполковник поспешил навстречу.
– Не жалуюсь, товарищ комдив! Днём в наш блиндаж было прямое попадание авиабомбы. Как видите, живы, целы и трещин нет.
– Полковник Копылов докладывал, что вы сегодня особенно отличились, майор, – сказал я, пожимая руку Афанасьеву.
Он привычно вытянулся, собираясь ответить как положено, но я его остановил:
– Хотел бы видеть вашего знаменитого Хасанова. Пошлите за ним, майор.
У Афанасьева дрогнули желваки на скулах. Блбулян, стоявший сзади, сказал:
– Не сможет он прийти, товарищ комдив.
Дважды раненный, Хасанов оставался в строю. На исходе дня он опять стоял в окопе со своей бронебойкой. Танк приближался, стреляя на ходу. Разорвался снаряд, исковеркал ружьё, оглушил сержанта. Он пришёл в себя, взял в руки две противотанковые гранаты и пополз навстречу машине.
– Последнее, что мы видели, – говорил Афанасьев, – сержант приподнялся на колено и послал одну за другой обе гранаты. Танк встал. Хасанову пробило грудь, а он бросал. Полумёртвый бросал. Одну! Потом другую!.. Потом упал. На людей нельзя было смотреть, товарищ полковник. И когда был дан приказ: «В атаку!» – все дружно ринулись вперёд. Сейчас Хасанов в медсанбате. Всё ещё без сознания.
Майор сильно переживал. Он рассказывал негромко, без жестов, понимая, что не требуется ничем подчёркивать то, о чём говорит.
– Хороший у вас замполит, Григорий Даргович, – шепнул я Блбуляну».

* * *

Заместитель командира по политической части 1337-го горнострелкового полка Герой Советского Союза майор Алексей Афанасьев награждён двумя орденами Ленина, орденом Красного Знамени, Красной Звезды. Точное место захоронения павшего политработника неизвестно. И это понятно. В ночь на 10 декабря генерал-полковник Иван Петров был вынужден снять десант из предместья южнее Митридата и вывести на свой берег. Советские войска овладели городом и крепостью Керчь только через четыре месяца – 11 апреля 1944 года, а 10 мая был освобождён Севастополь.
«Возвращаясь на командный пункт дивизии, – вспоминал генерал-майор Василий Гладков, – я смотрел на юг. По переднему краю изредка вспыхивали выстрелы. В ясное небо поднимал свои четыре горба Митридат. Скоро мы снова будем там!
И этот желанный час настал. Приморская армия пошла в наступление. Новороссийцы взломали оборону на участке 73-й немецкой дивизии, нашего старого противника под Новороссийском. Получив пополнение из Франции, она была на транспортных самолётах переброшена с Днепра под Керчь.
Двинулась снова вперёд наша дивизия, С нами не было Модина, Хасанова, Клинковского, Челова, Афанасьева и многих других  боевых товарищей. Но всё, что они сделали, осталось с нами. Герои бессмертны: их пример зажигает сердца тысяч и ложится в основу боевых традиций».

Александр КОЛОТИЛО, «Красная звезда» 

Так сказал военкому комиссар эскадрильи пикирующих бомбардировщиков Пе-2 Иван Шипуля, требуя отправить его на фронт после тяжёлого ранения.

В предыдущей корреспонденции я рассказал об авторе повести-были «Пока сердце бьётся» писателе – фронтовом политруке из Воронежа Иване Васильевиче Сидельникове. А сегодня познакомлю читателей с героем его произведения – комиссаром эскадрильи пикирующих бомбардировщиков Пе-2 778-го бомбардировочного авиационного полка 284-й бомбардировочной авиационной дивизии 15-й воздушной армии Иваном Сафоновичем Шипулей. В 1985 году, накануне празднования 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне, «Политиздатом» была выпущена книга «Комиссары на линии огня, 1941–1945. В небе». В этом сборнике была опубликована и повесть Дмитрия Шевченко «Всем смертям назло».

…15 сентября 1942 года в землянке командира эскадрильи раздался звонок. Из штаба поступил приказ: ударить по колонне фашистских танков, движущихся в районе деревни Губарево. Один за другим Пе-2 вырулили на старт. Первым взлетел командир Василий Балакин. Стартёр снова взмахнул флажком, и машина комиссара эскадрильи Ивана Шипули устремилась вперёд. Сделали в воздухе два больших круга, поджидая, пока присоединятся остальные бомбардировщики.
Шли на высоте трёх тысяч метров. Сразу за линией фронта заговорила вражеская зенитная артиллерия, вспыхнули облачка разрывов. Не меняя курса, Балакин вёл эскадрилью в район Землянска, где предстоял разворот и бросок до Губарева.
– Товарищ политрук! – услышал Иван голос штурмана. – Справа ещё одна зенитная батарея. Надо бы…
Он не договорил. Сокрушительный удар потряс самолёт. Стрелок-радист соседней машины Сильченков видел: от прямого попадания вражеского снаряда на мелкие осколки разлетелась плексигласовая кабина, и самолёт горящим факелом пошёл вниз. Одного из членов экипажа взрывной волной выбросило наружу.
Это был Шипуля. Его спасла бронированная спинка кресла, принявшая на себя основной удар. Ивана ранило осколками в руку и переносицу, но он остался жив и в сознании. Ощупал себя в воздухе здоровой рукой. Кобура с пистолетом на месте. Только после этого дёрнул кольцо парашюта.
Медленно приближалась захваченная врагом земля… Ударившись о землю, Иван потерял сознание. А когда очнулся, первым делом хотел схватиться за кобуру. Её уже не было. А вокруг стояли фашисты. Он попробовал встать на ноги, но боль в руке и головокружение снова опрокинули его на землю. Немец в офицерской форме рассматривал его документы, потом протянул их переводчику, мужчине в очках и сером пиджаке. Тот поглядел, усмехнувшись, на Шипулю и сказал:
– С прибытием, товарищ комиссар.
И перешёл на немецкий, обращаясь к офицеру.
Неподалёку женщины в платках рыли окопы. Когда русский лётчик приземлился, они побежали к нему. Но охрана дала предупредительную очередь из автоматов, отгоняя их.
Несколько солдат приподняли Шипулю и затолкали в крытый грузовик. В штабе его начал допрашивать офицер в чёрной форме эсэсовца, обходившийся без переводчика. Русский язык он коверкал, но Иван Сафонович оборотов речи не запомнил, в памяти осталась суть:
– Как комиссар, вы наверняка знаете расположение аэродрома вашего полка, численность самолётов, их виды и имена командиров. Это всё, что требуется в обмен на вашу жизнь.
Он отдал по-немецки команду усадить Шипулю на стул. Два дюжих немца подхватили его под руки, и Иван застонал от боли.
– Я вижу, – продолжал немец, – у вас болит рука. Ответьте на наши вопросы, и мы поручим вас врачам…
– Лучше прикажи расстрелять. Больше мне сказать тебе нечего!
– В противном случае, – закончил свою мысль эсэсовец, – мы врачей вызывать не будем. Я лично займусь вашей рукой с помощью вот этого инструмента.
Он обернулся назад и достал из-за стола ножовку. Пилу с узким стальным полотном…
О том, как пытали пленного лётчика, уже знали все жители Землянска.
Сутки спустя за Шипулей пришла машина. Допрос продолжался два дня. Ничего не добившись, эсэсовец вновь взялся за пилу и медленно отпилил комиссару руку по локоть. Захваченные после вой­ны архивы и документы донесут до нас имя этого садиста – штурмбаннфюрера Эриха фон Зигера.

Ничего не добившись, эсэсовец вновь взялся за пилу и медленно отпилил комиссару руку по локоть

Через два дня изуродованного, потерявшего много крови, но ещё живого русского лётчика увезли из Землянска. Местные подумали, что расстреливать.
На это надеялся и Иван, вскрикивая от боли, когда машина, прибавляя скорость, прыгала на ухабах. Остановились возле небольшой обожжённой березовой рощи. Лётчика вытащили из машины, усадили на землю. Один из фашистов стал целиться в него из автомата. Иван собрал последние силы и поднялся на ноги. Он хотел умереть стоя. Очередь прошла выше головы, полетела щепа от борта грузовика.
– Стрелки! – презрительно прошептал Иван.
– Что? – спросил эсэсовец. – Что ты сказал?
Переводчик уточнил.
– Я призовой стрелок, – сказал автоматчик и засмеялся.
Метрах в пятидесяти он увидел собаку. Почти не целясь, дал очередь. Та взвизгнула и замерла. Потом немец поставил Ивану на голову банку и сбил её шагов с десяти. Пули смертельной метелью только шевельнули волосы.
– Да, стрелять ты умеешь, сволочь! – выдохнул Иван.
Его снова бросили в полуторку…
Штурмбаннфюрер Эрих фон Зигер привёз Ивана Шипулю на станцию Ново-Касторная. Здесь был устроен постоянный застенок для советских военнопленных, этакий небольшой концлагерь. Официально, для отвода глаз, он назывался лазаретом. Хозяйничал здесь раскормленный мужчина лет двадцати пяти в немецкой полевой форме – надсмотрщик по имени Семён Андреевич.
Прислужник фашистов получил указание: не слишком усердствовать по отношению к пленному комиссару. Фашисты не теряли надежды на то, что Шипуля заговорит. Конечно, сведения и факты, которыми он обладал, были важны для гитлеровцев, но больше всего Эриха фон Зигера, отвечавшего за акцию с Шипулей, волновало другое: не получение данных о каком-то полевом аэродроме русских, а сам факт капитуляции комиссара! Если комиссар проявит малодушие, сломается – это сулит большие возможности для пропаганды.
Иван постепенно узнавал людей, с которыми свела его в лагере судьба. Познакомился с Фёдором Гришаевым, рядовым Красной Армии и бывшим железнодорожником, с Михаилом Краснодеревцевым, пленным пулемётчиком. Позже вместе с Гришаевым он возглавил подпольный комитет. Из соседних бараков приходили люди пожать руку комиссару, порасспросить о новостях, ведь Иван сравнительно недавно попал сюда, посоветоваться, как быть дальше, какой линии держаться.
И Шипуля почувствовал, что он по-прежнему остаётся комиссаром. Он должен им остаться!

Накануне освобождения Ново-Касторной Шипуля и Гришаев решили действовать. В ночной темноте они подползли к зданию «амбулатории», вооружившись единственным ножом, и сумели перерезать телефонный провод, тщательно замаскировав в снегу повреждение… Поэтому фашисты так и не получили распоряжений, которых они ожидали.
А 27 января 1943 года, увидев на дороге танки, комендантский взвод во главе с фельдфебелем, оставив оружие, побежал. Но на фашистских солдат отовсюду – из-за укрытий в сугробах, из оврага, из ниши в стене «амбулатории» – бросились измождённые люди в полосатых халатах. Отбиваясь, охранники теряли дорогие секунды; раздалась одинокая автоматная очередь. К «лазарету» уже бежали танкисты…
Потом молоденький лейтенант, сорвав с головы шлем, принимал рапорт у высокого однорукого человека. Комиссар говорил шёпотом, перечисляя имена членов подпольного комитета. Силы оставляли его. Лейтенант подхватил Шипулю на руки и понёс к танку…
Осенью того же, 1943 года в ишимский райвоенкомат явился высокий худощавый капитан с орденом Красного Знамени на груди. Иван Сафонович молча положил перед военкомом заявление, в котором требовал ввиду полного выздоровления направить его на фронт.
– Какое выздоровление? – не понял военком и указал глазами на протез. – Шутите, товарищ капитан?
– Воюют, браток, не только руками. Головой тоже воюют, – тихо ответил Шипуля. – Прошу рассмотреть моё заявление и ответить по существу. На всякий случай предупреждаю: в случае отрицательного ответа буду жаловаться вплоть до Верховного.
Капитан Иван Шипуля был направлен в распоряжение командующего ВВС Сибирского военного округа. Ему предстояло преподавать в авиационно-техническом училище. И уже в 1944 году воспитанники Ивана Шипули били на фронте врага, как учил их комиссар. Уволился в запас подполковник Иван Сафонович Шипуля в 1960 году. Он навсегда поселился в воронежских местах – на земле своего последнего боя, неподалёку от Касторной.

Александр КОЛОТИЛО, «Красная звезда»